В Украине 18 мая – День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. По решению Государственного комитета обороны СССР в ходе спецоперации НКВД-НКГБ 18-20 мая 1944 года из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары, по официальным данным – 194111 человек. Результатом общенародной акции «Унутма» («Помни»), проведенной в 2004-2011 годах в Крыму, стал сбор около 950 воспоминаний очевидцев совершенного над крымскими татарами геноцида. В рамках 73-й годовщины депортации Крым.Реалии, совместно со Специальной комиссией Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий, публикуют уникальные свидетельства из этих исторических архивов.
Шазие Мамутова
Я, Шазие Мамутова, крымская татарка, родилась 12 декабря 1929 года в деревне Айыргуль Куйбышевского района (ныне Солнечноселье Бахчисарайского района – КР) Крымской АССР.
На момент выселения я с мамой Ребия Сеферовой (1906 г.р.) проживали в деревне Айыргуль в доме дедушки Бекира Джелила, который в 1930 году вместе с бабушкой и тремя дочерями Айше, Пакизе и Джеваир были высланы на Урал. На приусадебном участке, где находился дом, был большой фруктовый сад, примерно 100 деревьев, а также кофейня с магазином.
В ночь выселения дедушка сказал моему отцу: «Бери детей (то есть меня и мою сестру Наджие), жену и через Озенбаш и горы уходите к дяде Абдулле в Ялту» Дядя жил по адресу: Ялта, ул. Загородная, дом 5. Это рядом с армянской церковью, куда папа потом устроился работать сторожем. Через 5 лет, когда папа и мама прописались, они устроились работать на табакфермзавод как специалисты по табаку. В 1937 году дядю Абдуллу как «врага народа» осудила «тройка», его посадили.
27 июня 1941 года, с началом войны, отец Сефер-Али Джелилов был мобилизован в Красную армию. Никаких известий о нем не было, а через 3 года получили весточку, что он находится на Урале, работает на шахте. Больше мы о нем ничего не знаем, так и пропал.
Нас у мамы было 3 девочки – Наджие, Шазие и маленькая сестренка Селиме, которая заболела воспалением легких и умерла, ее похоронили 16 мая 1944 года. 17 мая 1944 года моя сестра Наджие с тетей Шекуре из Ялты уехала в Симферополь к родственникам, а мы вернулись в деревню, так как мама была не в состоянии работать, и одни оставаться мы не могли.
Официально никакой документ не зачитывался, никакого разъяснения, куда, за что и на какое время нас выселяют, не было
Утром еще было темно, моросил дождь, к нам постучали, зашел молодой солдат и сказал: «Вам дается 15 минут, одевайтесь, на улице ждет машина». Официально никакой документ не зачитывался, никакого разъяснения, куда, за что и на какое время нас выселяют, не было. Мама начала плакать и говорить солдату, что младшую дочь похоронили, а старшая дочь Наджие в Симферополе, закончив словами: «Где я ее найду?» «Там на станции и найдете», – сказал он. Мы толком не одетые, в одних платьях, ничего не смогли взять, так и вышли.
На мне было платье синего цвета, и белые вши становились очень заметны на платье, я их вытряхивала через форточку вагона
Привезли нас на станцию Сюрень, посадили в скотские вагоны голодных и холодных. Так мы ехали больше 20 дней – по 80-90 человек в вагонах. В вагоне из 90 человек было 20 детей, 3 беременные женщины, остальные – старики. На мне было платье синего цвета, и белые вши становились очень заметны на платье, я их вытряхивала через форточку вагона. С нами ехала моя подруга Февзие, через 5 дней умерла ее сестренка, и через два часа после полуночи тело забрали из вагона и бросили на перроне. Ее мать Зейнеб с распущенными волосами бежала за солдатами (а за ней еще 6 детей), плакала и кричала: «Что я скажу отцу, когда он вернется из армии?» Через 10 минут мать без сознания и 6 детей забросили в вагон, она пришла в сознание через 2 часа.
В пути следования эшелона люди туалетом и водой обеспечены не были. На остановках за населенными пунктами, в поле, эшелон стоял примерно 20-30 минут, иногда 1-2 часа, за это время люди справляли нужду, готовили себе еду из чего придется, ходили на станцию за водой. Никакие продукты не выдавались, врача и медсестер не было. В соседних вагонах умерло очень много людей, их оставляли вдоль железной дороги под столбами.
Так мы приехали в Узбекистан, на станцию Шахрихан Сталинского района Андижанской области. На станции детей и стариков погрузили на арбы, а остальные пошли пешком в колхоз имени Карла Маркса, там мы прожили 2 месяца в бараке. Меня и нашего соседа, мальчика Нури, поставили гонять птиц с полей джугары (разновидность сорго – КР), а всех родителей – кого куда. Однажды утром мы немного проспали, комендант на коне догнал нас на поле и бил кнутом, мол, птицы съели джугару. Этот мальчик очень испугался, через месяц он умер.
Зима была суровая, холодная, люди истощенные, многие были вынуждены ковыряться в мусорках, на глазах люди падали и умирали
Через 2 месяца мы переехали на станцию Шахрихан, где был хлопкозавод. Нам дали место для жилья в бараке, мама устроилась на работу, ей выдавали 300 грамм хлеба, а мне – 200 грамм на сутки. Зима была суровая, холодная, люди истощенные, многие были вынуждены ковыряться в мусорках, на глазах люди падали и умирали. Через 6 месяцев нашлась моя сестра Наджие в Самарканде, мама не могла выехать за ней туда, а если выезжать без разрешения, то за нарушение комендантского режима давали 25 лет лагерей. Через месяц тетя привезла сестру на хлопкозавод, и мама привела их в общежитие, это была для нас большая радость.
Наш сосед из деревни Айыргуль, отец моего будущего мужа Мамут Ганиев был выслан вместе с нами, он умер от голода, а младшего сына Сервера Мамутова взяли узбеки на воспитание. Старший сын Энвер Мамутов был призван в Красную Армию в 1939 году и демобилизовался только в 1946 году.
После демобилизации Энвер разыскал мою маму, расспросил ее, узнал о родственниках и спросил, где я нахожусь. Я в это время работала служанкой у узбеков, он нашел меня и сказал: «Пока живи у мамы, я потом заберу тебя». Я ему отвечаю, что хочу учиться, а он сказал: «Это сразу не получится, потом я помогу». В конце 1946 года он собрал близких, сделал маленький вечер, после чего мы уехали в Чинабадский район, где его как грамотного специалиста (а он закончил экономический факультет Московского сельхозинститута) назначили управляющим отделения сельхозбанка. Я после курсов устроилась в сберкассу Чинабада контролером.
В январе 1948 года произошла денежная реформа, обмен денег, в выходные дни я на работе не была, а кассир и главный бухгалтер через своих родственников оформили приходные ордера на очень большую сумму и оприходовали сберкассу без меня. В понедельник я выхожу на работу, мне кассир дает целую пачку приходных ордеров, чтобы я их подписала и зарегистрировала, я не подписала эти бумаги, но вынуждена была уволиться. Потом было следствие и суд, главного бухгалтера и кассира осудили на 25 и 20 лет лишения свободы, а меня освободили, сказав, что я правильно сделала, что не подписала эти бумаги. Но на работу я больше не вышла.
Через 10 дней к моему мужу Энверу Мамутову пришли на работу прокурор и зампрокурора, чтобы уговорить его открыть счет в банке на большую сумму денег, он не согласился выполнять эту операцию. На следующую ночь, когда мы спали, в дом пришла милиция и предъявила санкцию на его арест. Как и все женщины, я начала плакать, а его увели. Он просидел 9 месяцев в заключении.
Я уехала к маме в Шахрихан, на работу не могла устроиться. Энвер был грамотным и честным, а когда учился в Москве, у него там было много друзей. Мы всем писали, чтобы ему помогли, что он ни в чем не виновен. И есть на свете отзывчивые люди! Через 9 месяцев Андижанский трибунал судил Энвера в том же клубе в Чинабаде, где ранее меня судили. На суде были люди из Москвы, судэксперты из Андижана, которые занимались этой историей. Суд зачитал приговор: «Энвер Ганиевич, вы как честный человек, освобождаетесь от наказания из этого зала. Прокурор и запмрокурора будут судимы и наказаны, а вам за 9 месяцев, проведенные под следствием, будет оплачена зарплата в двукратном размере».
После этого мы переехали в Шахрихан, муж устроился управляющим сельхозбанка и получил земельный участок на строительство жилого дома. Спасибо родственникам и близким, которые вместе «хашаром» (традиционный способ оказания помощи добровольным и безвозмездным трудом в постройке или ремонте – КР) построили дом. В 1949 году родился сын Рустем, в 1952 году родилась дочь Лиля, а в 1955 году – сын Решат. Я устроилась на хлопкоперерабатывающий завод старшим бухгалтером.
Было, конечно, трудно, нехватка всего, детей надо было учить. Хорошо, что с нами жила мама, она нам очень помогала, и сама же работала на хлопкозаводе, держали курей и корову. В 1963 году родился сын Ибраим.
В 1969 году мужа перевели по работе в Самарканд, там он жил и работал 9 месяцев без нас. Потом ему выделили служебную квартиру, и мы всей семьей переехали жить в Самарканд.
Несмотря на то, что у него было много наград и медалей, никакими льготами фронтовика он пользоваться не хотел. Он был очень недоволен, что власть так поступила с нашим народом
Я проработала 20 лет главным бухгалтером проектного института Узмежколхозпроект. Муж работал в тресте Облколхозстрой главным бухгалтером. Конечно, со здоровьем у него было неважно: 7 лет в армии и на фронтах войны, контузия и два ранения. Несмотря на то, что у него было много наград и медалей, никакими льготами фронтовика он пользоваться не хотел. Он был очень недоволен, что власть так поступила с нашим народом. В армии он даже не знал, что из Крыма выселили наш народ. В 1946 году после демобилизации он поехал в Крым к родным, и только тогда ему стало известно, что всех выслали. Депортация отняла у него всех самых близких: отец умер в Узбекистане от голода, брат тоже умер, а мать умерла, когда он был еще маленьким. Он очень ценил семейную жизнь, любил своих детей и много рассказывал им о Крыме. Он всегда говорил: «Наверное, я не увижу этого, но рано или поздно наш народ и наши дети обязательно вернутся в Крым». Энвер умер в Самарканде 8 марта 1982 года, мы его никогда не забывали и не забудем.
Дети все выросли, выучились. Старший сын окончил архитектурный институт, дочь и средний сын – медицинский, а младший – экономический факультет кооперативного института.
В 1988 году мы с детьми решили уехать на Родину – в Крым, и уже в 1989 году, в течении одного года, все четыре семьи были в Крыму. Дети обустроились в Красногвардейском районе, в селах Ровное, Пятихатка и Мускатное, потому что в Симферополе не прописывали. Потом постепенно перебрались в Симферополь, кроме старшего сына, потому что его жена, моя старшая невестка, до сих пор (больше 20 лет) работает главным врачом в селе Пятихатка.
Сегодня у меня 6 внуков и 9 правнуков, и главное, чего я им желаю – жить на Родине, в мире и согласии. И чтобы того, что пережили мы, больше никогда и ни с кем не повторилось. Сейчас я живу в Симферополе.
(Воспоминание датировано 15 ноября 2009 года)
Подготовил к публикации Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий.