«Арктика наша». Жизнь в самом северном поселке России

Диксон

"Арктика наша", "Россия будет активно осваивать и развивать этот регион" – в последнее время звучит с самых высоких трибун. Тем временем в самом северном населенном пункте Арктики и всей России, Диксоне, на 220 тысячах квадратных километров живут сегодня примерно 300 человек. На каждого тут приходится почти по тысяче квадратных километров.

Корреспондент Сибирь.Реалии Денис Бевз неделю ждал летной погоды до Диксона в Норильске, чтобы увидеть жизнь самого северного поселка в мире своими глазами. И вот его репортаж.

Десять фактов из жизни Диксона, которые удивляют

1. В поселок регулярно заходят белые медведи

Повсюду здесь можно встретить объявления, которые напоминают жителям Диксона, что после 20.00 нельзя ходить по одному и выпускать детей без сопровождения. А также подкармливать медведей и пытаться с ними фотографироваться.​

Такие объявления висят в подъездах домов. Особенно актуален пункт №2

Михаил Григорьевич Дегтярев, диксончанин:

– Здесь и волки ходят, и медведи. Могут неожиданно из-за дома или из дома выйти. В этой разрухе кому еще, кроме них, жить. Здесь их родина.

Охраной поселка от медведей занимаются сотрудники милиции, так как преступности на Диксоне нет.

Медведица на Диксоне. Фото Роберта Прасцениса

2. На Диксоне нет АЗС

Здесь нельзя поехать и заправить машину бензином. До ближайшей заправки примерно 500 км. Но туда все равно не доехать, так как дорог нет в принципе: ни зимников, ни летников, не лесовозных трасс. Никаких. Если тебе нужен бензин – ты должен успеть заказать его в период навигации. И тогда тебе завезут его кораблем. Следующие поставки будут только через год. Зато здесь никогда не бывает пробок.

Машины, восстановленные Александром Анисимовым

Александр Анисимов, диксончанин:

– Здесь частный автотранспорт большая редкость. В основном у людей снегоходы и моторные лодки. В навигацию заказываем от одной до двух тонн бензина. На год хватает.

В свободное от работы время Александр Анисимов восстанавливает разбитые и брошенные на Диксоне машины. Здесь это скорее хобби, чем заработок, так как рынок сбыта практически отсутствует.

3. Цены на продукты

Литр молока в ноябре здесь стоил 110–120 рублей, пачка масла – 180, сметана (350 грамм) – 200 рублей. И это еще не предел. Коммунальные платежи здесь в разы больше, чем на материке. За двухкомнатную квартиру в месяц приходится платить около 15 000 рублей. Тариф на тепловую энергию в шесть раз больше, чем на материке.

4. Здесь никто не качает видео из интернета. Бессмысленно

Мария Васильевна Конищева, преподаватель художественного отделения местной школы:

– Сотовая связь здесь лет десять назад только появилась. На материке она уже давным-давно была, а наши дети не знали, что это такое. Как обезьянки бегали из одного коридора в другой звонили, удивлялись. Для них это дико было. Интернет и сейчас очень слабый. Видео никто здесь даже и не пытается скачивать. Чтобы загрузить несколько фотографий, у меня полтора-два часа уходит. А стоит такой интернет недешево. В месяц две с половиной тысячи плачу.

5. Погода

Диксон находится на берегу Ледовитого океана, поэтому считается, что здесь должно быть очень холодно. На самом деле даже в южной республике Казахстан были зафиксированы более низкие температуры (–57 градусов), чем на Диксоне (–48 градусов): сказывается близость океана. Зато средняя температура летом +5,5 градусов. В июне здесь все еще ездят на снегоходах.

6. Пурга

Зато ветра здесь такие, каких не бывает в казахстанской степи. Слово "пурга" на Диксоне чаще употребляют во множественном числе "пУрги", с ударением на первый слог. Одну пургу сменяет другая, и так несколько дней подряд. Слова к песне "Морзянка" – "Четвертый день пурга качается над Диксоном" – Михаил Пляцковский написал сидя в диксонской гостинице. В 60–70-е годы прошлого века "Морзянка" была хитом советской эстрады.

Задержки рейсов из-за пурги на неделю и более тут обычное дело.

7. Флора

Здесь нет деревьев даже карликовых. Однажды из Красноярска на Диксон пришло предписание – в целях противопожарной безопасности вырубить лесополосу ("минполосу"). На что последовал ответ: последнее дерево на Диксоне превратилось в уголь несколько миллионов лет назад.

8. Плотность населения

До 1 января 2007 года Диксон был административным центром Диксонского района, Таймырского автономного округа. В 2007-м район ликвидировали. Диксон перестал быть райцентром и стал городским поселением. Но вот территория бывшего района так и осталась закрепленной за Диксоном. Это 220 тысяч квадратных километров, что сопоставимо с территорией Великобритании (244 820 км2).

В 80-е годы прошлого века здесь проживало более 5000 человек. В XXI веке население Диксона сократилось почти в двадцать раз. Сегодня в Диксоне живут примерно 300 человек. То есть получается почти по тысяче квадратных километров на каждого. По официальным данным, плотность населения здесь – ноль человек на квадратный километр.

9. Зарплаты

Рассказы о заоблачных заработках в Арктике – миф. Зарплаты здесь сопоставимы с зарплатами на материке.

Александр Анисимов, диксончанин:

– Работяги в среднем получают 35-40 тысяч, со всеми коэффициентами и "полярками" (если человека работает в Заполярье, его зарплата каждые полгода увеличивается на 10%, максимальная надбавка – 100%).

– И на эти деньги здесь можно жить?

– Можно, потому что здесь соблазнов меньше, чем на материке. Вы на материке с работы идете, в магазин заходите, думаете: дай-ка я куплю себе пару грейпфрутиков. А здесь зайдешь в магазин, посмотришь на цены и решишь: да не буду я брать этот грейпфрутик. Здесь по весне картошечка может стоить 360 рубликов за килограмм.

Роберт Прасценис, председатель Диксонского совета депутатов:

– Какой молодой специалист поедет сюда работать за 30 тысяч, если он половину будет отдавать за квартиру? Самые большие заработки здесь, о которых я знаю, это 70–80 тысяч. Но для того, чтобы получать такую зарплату, надо здесь не один год отработать, чтобы накопить "полярку".

10. Здесь живут люди

Цена освоения Арктики

1919 год. Норвежские участники полярной экспедиции Петер Тессем и Пауль Кнутсен должны были пройти от мыса Вильда до Диксона, где находилась радиостанция, чтобы передать сообщение на материк. Тессем проделал путь в 400 километров и погиб, не дойдя до Диксона всего лишь полтора километра.

Крест на месте гибели норвежского моряка Петера Тессема, участника полярной экспедиции Амундсена 1919 г.

Уникальный экспонат из школьного музея поселка Диксон

Это стул со зверобойного судна "Геркулес". Полярная экспедиция Владимира Русанова, 1912 год. Возможно, на этом стуле сидел сам Русанов. В 1912 году из-за неблагоприятных погодных условий команда "Геркулеса" была вынуждена зимовать во льдах. Где и при каких обстоятельствах погибла экспедиция Русанова, выяснить так до сих пор и не удалось.

Еще один экспонат местного школьного музея – деревянный винт самолета Р-5.

Экипаж самолета: пилот Р.Т. Воробьев и бортмеханик Г.В. Шипов – разбились на мысе Челюскина в 1934 году.

​Диксон – единственное место за Уралом, где в годы Великой Отечественной войны шли бои. В рамках операции "Вундерланд" немцы пытались перекрыть Северный морской путь. 25 августа 1942 года экипаж ледокольного парохода "Сибиряков" в Карском море случайно встретился с немецким линкором "Адмирал Шеер". Неравный бой длился 18 минут. 85 моряков-сибиряков погибли. 19 – попали в плен. И только одному удалось спастись. Машинист П.И. Вавилов 36 дней жил на пустынном острове, ожидая помощи. 27 августа гарнизон Диксона принял бой с "Шеером". Погибли семь моряков. "Шеер" отступил.

Альберт Менгажев

Альберт Менгажев, учитель истории:

– Арктику начали осваивать, потому что была стратегия освоения севера людьми, чтобы люди здесь жили постоянно. Не так, как в Канаде, например, где вахтовым методом осваивают природные ресурсы. А мы осваивали человеком. Люди здесь жили, терпя лишения. Из года в год, из поколения в поколение, действительно, адаптировались к этим условиям. И становились такими профессионалами по выживанию в Арктике. Идея поселить человека в Арктике – она, конечно же, утопична. Прежде всего, потому что она неэкономична, она убыточна. Но это великая идея. Может быть, это идея будущего. Но в ближайшие 50–100 лет такой идеи больше не появится.

Судьбы

Михаил Дегтярев

– В Диксон я приехал в 1956 году, – рассказывает Михаил Дегтярев. – Приехал из Белоруссии. Там я пережил самое жуткое время – оккупацию. Отец ушел в партизаны. Наш дом тут же сожгли. Мы чудом спаслись, убежали в лес. Мне и сейчас тяжело об этом говорить. В юности были мечты о море, мечтал стать моряком. Но ничего не получилось. Тогда были такие законы, что если ты находился под оккупацией, даже если в то время ты был ребенком, дорога в море все равно была закрыта. Меня взяли кочегаром в порт. Здесь был рай божий. В столовой лежали большие буханки белого хлеба. Что меня удивило, хлеб можно было брать столько, сколько хочешь. Можно было наесться впрок и даже взять с собой: положить в карман и пойти.

В начале 60-х я съездил к себе на родину в Белоруссию и встретил там девушку. С первого взгляда она так мне в душу запала, что уже не мог с ней расстаться. Поженились. Я ничего от нее не утаивал. Не рисовал ей никаких красот. Я честно рассказал все, что ее тут ждет. И она поехала со мной.

Михаил Григорьевич и Зинаида Даниловна Дегтяревы

Отработав кочегаром и электромехаником в порту, Михаил Дегтярев устроился промысловиком на отдаленное зимовье добывать песца. Зинаида Даниловна поехала с мужем.

– У нас семья была, я никогда не могла бросить мужа, – рассказывает Зинаида Даниловна. – Мне и в Диксоне говорили: ну, что ты там на зимовке живешь, могла бы жить в Диксоне. Как я его одного там оставлю? Это невозможно. Это неотделимо.

В жизни супругов не раз возникали экстремальные ситуации. Во время одной из зимовок Зинаиде Даниловне срочно понадобилась медицинская помощь. За шкурами песцов прилетел самолет. Но летчик, следую инструкциям, отказывался брать пассажира.

Михаил Дегтярев на собачьей упряжке

– Муж поставил вопрос категорически: или – или. Или мы с ней тут погибнем – или вы ее сейчас заберете.

– Я им пригрозил, – вспоминает Михаил Дегтярев, – сказал, что не выпущу отсюда.

– И меня забрали. Довезли до метеостанции на Стерлегова (пролив в Карском море). А там уже регулярно суда ходили.

– На собаках я бы не смог ее вывезти. – Это почти четыреста километров. Он сам пока доехал, у него три собаки на ходу замерзли.

​– Раньше меня здесь держала работа, – рассказывает Михаил Григорьевич, – а сейчас держит здоровье. Я совершенно не переношу жару. Все мои друзья, которые отсюда выехали, они все давно уже умерли. Тот, кто прожил здесь какое-то энное количество лет, ему лучше оставаться в Арктике.

Роберт Прасценис

Роберт Прасценис, родился в городе Каунас, Литовской ССР. В училище познакомился с диксончанкой, которая стала его женой. Марина Прасценис и "открыла" для Роберта Диксон.

– В 70–80-е годы прошлого века люди стремились сюда попасть. Прежде всего привлекали высокие зарплаты. Также здесь было очень хорошее снабжение, гораздо лучшее, чем на материке. Я работал на переднем крае освоения севера – в котельной. Был электриком, начальником котельной. Одним словом, давали людям тепло. Тогда жить и работать здесь было престижно. Мы гордились тем, что с Диксона. Если на материке кому-нибудь скажешь, откуда ты – люди завидовали. На полярников смотрели совсем по-другому, не так, как сейчас. Все знали тогда про Диксон, что это столица Арктики. Была государственная программа освоения Заполярья. Здесь была прекрасная больница. Только стоматологических кабинетов было три. Работал хирург высокой квалификации. Здесь делали сложнейшие операции.

В советское время сюда приезжали в основном по контракту, на три года. Но многие в итоге оставались. У меня у самого была попытка уехать с Диксона. В 80-е годы прошлого века я очень неплохо устроился в Москве, работал в солидной организации начальником снабжения. Но через два года я все бросил и вернулся сюда. Север притягивает. Почему это происходит с людьми? Предположений много, но никто не может толком объяснить, что это за притяжение такое. Когда дует пурга, мне нравится гулять по улице. Знаешь ведь, что стихия сильнее тебя, но когда ты ее преодолеваешь, сам себя начинаешь уважать. Трудности притягивают людей.

Сегодня Роберт Прасценис возглавляет местный совет депутатов. Собирает исторические сведения об освоении Арктики, о жизни в Заполярье. В мечтах – разработать туристические маршруты по местам, связанным с развитием Северного морского пути.

– Если отремонтировать диксонскую гостиницу, привести в божий вид памятные знаки и гурии (сооружения в виде островерхой груды камней, использовались в качестве ориентиров), которых много вдоль нашего побережья, – и можно было бы водить группы. Освоение Арктики – одна из величайших страниц в истории нашей страны. Но о ней мало кто сегодня знает. В современных школьных учебниках об этом вообще ничего нет. А ведь мы могли бы гордиться достижениями нашей страны в Заполярье.

Разиля Самигуллина, специалист управления соц. защиты населения:

– Я "декабристка", приехала сюда замуж. Помню, как первый раз прилетела на Диксон. Это было 23 августа. Косой, холодный дождик, плюс пять градусов, очень ветрено и холодно. У меня была мысль: и зачем мне такое замуж, я хочу домой. Разумеется, не все здесь может понравиться. Но у меня муж диксонский, школу здесь окончил, он мне сразу сказал: нравится, не нравится – помолчи, говорить о Диксоне плохо нельзя, диксончане этого не любят. И вот прошло с тех пор какое-то время, действительно, мы этого не любим. Не нравится – нечего здесь делать. А хаять Диксон нельзя.

Когда-то Диксон состоял из двух частей: часть поселка располагалась на материке, часть – на одноименном острове Диксон. Сегодня население Диксона сократилось почти в 20 раз. В 2011–2012 году с острова вывели последние семьи. Теперь там "мертвый город".

– Мы жили раньше на острове, – вспоминает Разиля Самигуллина. – Но потом оттуда всех вывезли. Последний раз в своей старой разбомбленной квартире мы были, когда отмечали столетие Диксона. Мы отстали от общей процессии и зашли к себе домой. Горько, до слез. А что в школе творится! Мы ведь там работали. Нас друзья сразу предупредили: в школу лучше не ходите, чтобы сердце кровью не обливалось. Уютная, хорошая школа была. Я библиотекой заведовала. У меня там все по крупиночке было подобрано.

Школа на острове Диксон

Мария Конищева, преподаватель художественного отделения местной школы:

– Сюда поначалу все едут не от хорошей жизни. Едут деньги заработать. Я когда первый раз увидела Диксон, была в ужасе: кругом серость, заколоченные дома. Очень мало солнечного света, длинная полярная ночь. Я была уверена, что ненадолго здесь задержусь, но получилось так, что уже тринадцатый год пошел. И выезжать не хочу. Север полюбила. Здесь нет суеты. Я работала в лицее в большом городе завучем по учебно-воспитательной работе. Там было столько бумажной волокиты, что на детей времени почти не оставалось. А здесь нет той нервотрепки, того постоянного контроля со стороны начальства. Мы здесь действительно работаем с детьми. Работаем с любовью, спокойно, без напряга, без какого-то страха. И дети это чувствуют. У нас иные, чем на материке, отношения с детьми и с их родителями. Для занятий на художественном отделении много чего требуется: скульптурный пластилин, бумага, краски, кисти – и все это родители везут с материка. Платят большие деньги за каждый килограмм перегруза. Но все равно везут, потому что здесь нет магазинов, где бы это можно было купить. Но дети хотят учиться, и родители делают все возможное, чтобы их дети учились. Я чувствую отдачу от своих занятий. Для педагога – это важно.

Юрий Ахломов, диксончанин в третьем поколении. В Арктику перебрались его дедушка с бабушкой. Мама родилась уже в Диксоне.

Квартира Юрия похожа на запасники музея, где хранятся неразобранные коллекции. Какие-то из этих вещей находил сам Юрий, что-то предавали друзья и знакомые.

– Я собираю все это для того, чтобы сохранить повседневную историю поселка, – рассказывает Юрий Ахломов. – Многие знают о таких громких событиях, как бой с линкором "Адмирал Шеер", как Великая Северная экспедиция. Но есть и другая история, которая складывалась из бытовых событий. Она ведь тоже важна. Многие думают, что начало освоению Арктики положила Великая Северная экспедиция. Но еще до Витуса Беринга эта территория была обжита. Здесь добывали песца, жили промысловики. Сохранились развалины старинных зимовий. Кто все эти люди, как их звали, какую одежду они носили, чем питались? Интересно было бы это узнать. Но никаких сведений об этом нет.

Эта заявка была найдена среди документов Диксонского рыбозавода. Супруга промысловика обращается к директору предприятия с просьбой обменять пушнину на женские сапоги, ковер и одеяло. Видимо, в 1979 году, в эпоху развитого социализма, такой вот бартер был делом повседневным.

– Мне говорили, что архив Диксонского рыбозавода полностью уничтожен, – вспоминает Юрий. – Но однажды в одном из заброшенных домов я наткнулся на папки. Бумаги, уже почерневшие от плесени, по ним бегали крысы. Я взял некоторые документы и просушил их. Это оказался архив Диксонского рыбозавода. Я думаю, а не получится ли так, что если я сейчас все это не сохраню, то уже лет через тридцать историю начнут так перевирать, что уши в трубку завернутся. Не получиться ли так, что нас тут и вовсе не было.

Александр и Ирина Шматковы, метеорологи. Работают на островной гидрометеостанции "Диксон":

– Я окончила гидрометеорологический техникум, – вспоминает Ирина Шматкова, – на Украине, в городе Запорожье. У нас не было своего жилья, а здесь предоставляли. Вот мы и поехали. Сначала попали на мыс Челюскина, там прожили год. Потом перебрались на Диксон. Думали: отработаем еще годик, накопим денег, и все. А в итоге надолго задержались.

– Я двадцать пять лет отдал Арктике, – рассказывает Александр Шматков. – Ни о чем не жалею. Столько было всего: и плохого, и хорошего. Но это было здорово. Пока молодым был, мечтал еще по северу поездить, попасть в Тикси, Певек, Андерму, Колыму. Но когда родились дети, мы на Диксоне и осели. Так тут и остались.

Александр и Ирина живут на островной гидрометеостанции "Диксон". Станция чем-то похожа одновременно и на хостел, и на подводную лодку: она почти полностью автономна. Есть своя котельная и дизельная, где вырабатывают тепло и свет. Есть запас продуктов на год вперед. Кухня, прачечная, душевые кабины и даже своя сауна. Население модульного домика метеостанции – 11 человек. На сегодняшней день – это единственные жители острова Диксон.

Островная гидрометеостанция "Диксон"

Алексей Парфенюк на Диксоне немногим больше года. Приехал сюда из Новосибирской области. Молодой семье надо было выплачивать ипотеку.

– Мы с супругой изначально договаривались, что я на год сюда еду. Зарабатываю столько, сколько нужно. И на этом мои поездки заканчиваются. Но все изменилось. Я даже слова подобрать не могу, чтобы объяснить. Тянет. Не хочется отсюда уезжать. Конечно, скучаю по дому, по родным. Если бы они сейчас были со мной, я бы здесь надолго задержался. Но супруга не хочет приехать сюда и задержаться здесь надолго. Зовет домой. Планирую съездить в отпуск. Повидать родных. А там уже буду думать, как привезти сюда супругу, показать ей, какая тут жизнь. Просто в гости позову, чтобы хотя бы чуть-чуть, хотя бы с полгодика здесь пожила. Посмотрела, какая здесь жизнь.

У меня такое ощущение, словно я здесь прожил всю свою жизнь, словно я здесь родился, вырос. Знаю все это давным-давно. Или, может быть, где-то когда-то я все это видел. Я очень люблю здесь зиму. Ближе к февралю дома становятся совершенно белыми, словно вылепленными из снега. Север притягивает. Это невозможно объяснить. Это нужно прожить, чтобы понять.

Фото Роберта Прасцениса

Будущее Диксона

Альберт Менгажев, учитель истории:

– Сюда больше никто не приезжает.

– Но ведь в последнее время нам регулярно говорят о том, что Арктика – наша гордость, Арктика – наше будущее, Арктика – наше все?

– Арктика пустая, без людей "наша гордость" и "наше все". Чтобы можно было выкачивать полезные ископаемые, а на границе стояла армия. Вот и все. Сейчас иная идеология, идеология экономистов-бухгалтеров, которые все просчитывают, которые просчитывают все шаги. Стране действительно стало выгоднее завозить людей вахтовым методом. Выгнать нас отсюда насильно не могут. Цивилизованно перевести нас – тоже не могут. Это требует больших вложений. Проще создавать неимоверные условия, и человек сам начнет отсюда потихонечку уезжать.

Ежегодный бюджет Диксона – более 100 миллионов рублей. Он дотационный более чем на 90%. Для сравнения: содержание поселка с населением 500 человек на Саянах (Красноярский край) обходится в 30 раз дешевле. Сегодня Диксон, по сути дела, обслуживает сам себя. Почти все диксончане работают либо в сфере ЖКХ, либо в бюджетных организациях. На Диксоне, как и в большинстве поселков, "градообразующие предприятия" – администрация, школа, больница.

Александр Анисимов, диксончанин:

– Был бы я губернатором Красноярского края, я бы вывез всех на материк, честно вам говорю, и пусть на меня обидятся диксонские старожилы. Я бы дал людям субсидии, помог с трудоустройством и закрыл бы поселок. Это обошлось бы во много раз дешевле, чем содержать Диксон. Мое мнение, у Диксона будущего нет. Здесь останется только погранзастава. Нам говорят, что сюда якобы зайдут угольщики, будут разрабатывать месторождения – и жизнь в поселке оживет. Они уже зашли, построили свой причал, три модульных вахтовых городка со всеми коммуникациями, светом, теплом, банями, душевыми. Им Диксон не нужен.

Александр Сергеев, диксончанин, депутат местного совета:

– Я верю в будущее Диксона. Если вы посмотрите постановления президента и правительства, то вы увидите, что порты как были по Северному морскому пути, так и остались. Развитие Севморпути идет, может быть, не так быстро, как нам всем хотелось бы. Но оно идет. Перемены видны. На уровне края и района осуществляется поддержка Диксона. У нас есть свой бюджет, есть своя социальная сфера, социальная поддержка населения. Но для глобально развития, для того чтобы население увеличилось в разы, чтобы все здесь начало расстраиваться, – сюда должен прийти большой бизнес. Президент ставит задачи бизнесу: у него должна быть социальная ответственность прежде всего. И многие представители большого бизнеса берут на себя сегодня эту ответственность.

Михаил Григорьевич Дегтярев, диксончанин:

– У нас здесь прекрасная, глубоководная бухта. Сюда заходят спасаться от штормов самые разные суда, от огромных кораблей до маленьких парусников. Они здесь отсиживаются, радуются своему спасению, потому что море очень жестокое. Эта бухта нам богом дана в самом центре Арктики. Я объездил почти все северное побережье – больше такого благодатного места, как наша бухта, нет нигде. Будет она у нас еще красивой. И причал восстановят, и корабли к нам будут заходить. Когда-нибудь он воскреснет, наш Диксон. Обязательно. Я в это верю.

Юрий Ахломов, депутат местного совета:

– Я так считаю, что если Диксон закрывают, то я просто в это государство больше не верю. Потому что мы падаем все ниже и ниже. Нам только по "ящику" трут, как в Арктике все замечательно.

Место, где планировалось сделать набережную

Еще год назад Юрий и не планировал баллотироваться в депутаты. Последний каплей для него стал проект реконструкции местной набережной. На реконструкцию планировалось потратить несколько десятков миллионов рублей. Жители Диксона сталкиваются с массой проблем. Но на их решение денег нет. А на набережную каким-то чудом нашлись.

– Это такой несусветный абсурд, – говорит Юрий Ахломов. – Где хотели построить эту набережную? В Арктике, в самом северном поселке континента. Где в июне мы ездим на снегоходах. В июне! Хотели скамейки здесь поставить, чтобы мы сюда приходили любоваться на Карское море.

– На одном из форумов президент сказал: надо создать комфортные условия для жизни в Арктике. Но почему-то у нас "комфортное" начинается не с медицины, не с транспортного обеспечения, а со строительства набережной и детских городков. У нас в поселке уже четыре детских городка и ни одного педиатра. Два ребенка чуть не умерли от аппендицита, кое-как успели их вывезти. Зато есть четыре детских городка. Это декорация страны. Это декорации благополучия. Мы показываем, как у нас все хорошо. Нужно не делать хорошо, а показывать. Вот мы и показываем.

Один из детских городков, прозванный в народе "городком призраков"

– В другой стране такой поселок, как Диксон, был бы востребован. Ведь Северный морской путь был и остается самым коротким и самым экономичным водным путем от азиатских портов в Европу. Китай – вторая экономика мира, Япония – третья, Южная Корея – одиннадцатая. Но свои товары они сегодня везут южным путем, – продолжает Ахломов. –​ Представим себя на месте японского или южнокорейского судовладельца, где он поведет свое судно? По маршруту, который на четыре тысячи километров длиннее, но там есть порты, ремонтные мастерские, больницы? Или по пустому Северному пути. Он пустой, север.

Суда в диксонском порту, порезанные на металлолом

– У нас сейчас информационное общество. Люди должны знать правду об Арктике.

– Что вы, как депутат, конкретно можете сделать?

– Вот сейчас конкретно я это и делаю.

– Что именно?

– Смотрю в вашу камеру и говорю. Объясняю на таком примере: у меня болит рука, я думаю о руке, приходит сигнал в мозг. Представим нашу страну как единый организм. Вот здесь болит, и обозначено, что здесь болит. Значит, надо лечить. Но ведь в начале надо обозначить. А не говорить, что все хорошо, и отчитываться.

– А здесь болит?

– У нас здесь ужас как болит... А что мы видим? Путин постоял на берегу Ледовитого океана, и ему не понравились брошенные там железные бочки и прочий мусор. Он высказал недовольство. И вот теперь в Арктику хлынули различные экологические десанты. А ведь каждая такая поездка обходится в десятки миллионов рублей. – говорит Ахломов.

Сергей Ткаченко (на момент интервью –​ глава Таймырского Долгано-Ненецкого района) родился в Норильске, городе, расположенном на территории Таймыра. Работал в компании "Норильский никель", возглавлял Норильскую торговую компанию. В 2012 году был избран депутатом Норильского городского совета. В 2013 году депутаты Таймырского Долгано-Ненецкого районного совета поддержали его назначение на должность руководителя администрации муниципального района. При подготовке этого материала Сергей Ткаченко пошел на контакт с Радио Свобода, что в нынешних условиях – редкость и поступок: чиновники предпочитают общаться лишь с подконтрольными им СМИ.

– Нет смысла сулить Диксону судьбу вахтового поселка, – комментирует ситуацию Сергей Ткаченко. – На сегодняшней день он является населенным пунктом. У нас в государстве очень сложный механизм закрытия населенного пункта. Это практически невозможно. Люди, живущие сегодня в Диксоне, все чем-то заняты, где-то работают. Поселок шел к своему нынешнему состоянию как минимум два десятка лет. И в итоге сформировалась та численность населения, которая необходима для обеспечения жизнедеятельности поселка.

Добывающие компании живут сегодня своей жизнью – Диксон живет своей. Вот в чем проблема. Но кто знает, может быть, недропользователями будут востребованы медицинские услуги, какие-то направления в работе органов местного самоуправления. Может быть, кто-то из вахтовиков захочет перевести в Диксон свою семью. А значит, будут востребованы детские сады и школы. Диксонский порт выкуплен хозяйствующим субъектом. Можно сделать вывод, что новый собственник заинтересован в этом объекте: порт будет востребован. Идут переговоры с федеральным казенным предприятием "Аэропорты Красноярья" о передаче этой структуре диксонского аэропорта. Будут финансовые вливания в развитие авиационной службы, – говорит Сергей Ткаченко.

"Живем по общепринятым нормативам"

Одна из проблем Диксона в частности и Заполярья в целом – попытки чиновников подогнать Арктику под общепринятые нормативы и схемы. Например, существуют нормативы: на какое количество населения сколько должно быть врачей. Если следовать этим "рекомендуемым штатным нормативам", надо закрыть все больницы в северных поселках и в лучшем случае оставить фельдшерско-акушерские пункты (ФАПы). В результате оптимизации в Диксоне уже остался один врач-терапевт. Но в поселке опасаются, что и его скоро не будет.

– В составе Красноярского края создали Таймырский район, который по площади равен Германии, который в поперечнике больше, чем от Москвы до Варшавы. Территория эта арктическая. Какие для нее нормативы должны быть? А мы живем по общепринятым нормативам, по которым живет вся остальная страна: на триста человек должен быть один фельдшер. Если бы я жил в Мурманской области и ездил в больницу в Москву – это была бы меньшая проблема. Заплатил две с половиной тысячи рублей, сел в поезд, выспался и проехал две тысячи километров. Поверьте, это гораздо меньшая проблема, чем добраться от нас до ближайшей больницы, – говорит Юрий Ахломов.

Таймырская районная больница №2 в городском поселении Диксон. На всю больницу один врач. А реформа здравоохранения все еще продолжается

Александр Анисимов, диксончанин:

– Если у тебя заболел зуб, то выход один – пей анальгин. Один зуб я залечил насмерть. Пил индийское обезболивающее. И когда через полтора года я приехал на материк, врач был очень удивлен. Я убил нервы этим обезболивающим, нервы заизвестковались, причем на одном больном и на двух соседних, здоровых зубах.

Районные власти считают, что в нынешней медицинской реформе есть своя логика.

– В Диксоне еще не так давно врачи были, но они не были востребованы, – комментирует ситуацию Сергей Ткаченко. – Если стоматолог принимает в месяц одного пациента, вы пойдете к такому стоматологу лечить зубы, скажите мне, как гражданин гражданину? Я бы не лег под нож хирурга, который за этот год никого не порезал, не сделал ни одной операции. У нас помощь отдаленным поселкам оказывают мобильные бригады медиков, которые вылетают по заявкам. Руководители на местах формируют списки и проявляют инициативу: говорят, что нам нужен зубной, у нас тридцать человек записались на прием. Руководители местного здравоохранения берут стоматолога, берут мобильное кресло и отправляют в населенный пункт, где стоматолог отрабатывает всех пациентов. То же самое по гинекологии, по другим узкими направлениям.

Беда в том, что Таймыр отличается от большинства даже самых удаленных территорий. Это Арктика. Задержки рейсов на неделю и более здесь рядовая ситуация. Есть еще санитарная авиация. Но санрейс может вылететь только в том случае, если существует угроза жизни. Из-за зубной боли или перелома никто не полетит.

Роберт Прасценис, председатель Диксонского совета депутатов:

– У нас бывали случаи с переломами. Например, у женщины был очень серьезный перелом ноги. Хирурга нет. Санрейс из-за этого не закажешь – не полетят. Дождались пассажирского рейса. Довезли женщину до самолета, погрузили. И уже в Дудинке (в районном центре) она своим ходом как-то добиралась до хирурга.

Нина Бетту, представитель народа эвенки, житель отдаленного поселка Хантайское Озеро:

– В 2019 году нашу больницу закрывают, делают фельдшерско-акушерский пункт. Оставляют трех человек: фельдшера, медсестру и санитарку. Это социальная катастрофа. Люди остаются без работы. Увольняют многодетную маму, у нее пятеро детей. Увольняют вдову с двумя детьми на руках. Вы понимаете, что это значит для людей, если поселок живет только за счет бюджетных организаций? Безработица катастрофическая. И это не только в нашем поселке.

Реформа проходит не только в сфере здравоохранения. Под сокращение попадают сотрудники госорганов и коммерческих структур, связанных с государством.

Алексей Новиков, бизнесмен, представитель уполномоченного по защите прав предпринимателей в Дудинке:

– У меня большинство жалоб от предпринимателей связаны с тем, что на местах упразднили многие структуры. Почти все они переехали в Норильск. Если налоговая инспекция заблокировала твой счет – надо ехать или лететь в Норильск. Если необходимо открыть новый расчетный счет или спецсчет – надо ехать или лететь в Норильск. А ведь бывает, что дороги и аэропорты закрыты. Работать в таких условиях невозможно, бизнес терпит убытки.

Валерия Болгова, представитель народа нганасаны:

– Невозможно получить в собственность охотничьи угодья. С 2013 года власти Красноярского края не проводят тендеры. Какой-то богатый москвич скупил несколько участков. И вот с тех пор торги "заморожены". Представители коренных народов вынуждены покупать охотничьи лицензии на отстрел северного оленя, по 950 рублей за голову. А ведь это основная пища для коренных жителей. Работы нет. Средства на пропитание взять негде.

А еще по закону нельзя похоронить усопшего, пока причину смерти не исследует патологоанатом. Надо ждать, пока он прилетит. Поэтому нередко на севере покойники просто лежат в холодных сараях.

Нина Бетту, представитель народа эвенки, житель отдаленного поселка Хантайское Озеро:

– По нашим обычаям покойник не должен долго лежать в доме. Понимаете? Если ты долго не предаешь тело земле, покойник следующего завет за собой. Род начинает вымирать. Люди ждут, ходят в администрацию, созваниваются. Но потом люди устают ждать и хоронят. А с другой стороны, судмедэксперта тоже надо понять. Вот у нас был такой случай, и смех и грех. Полетел судмедэксперт в Усть-Авам. Его высадили и на обратном пути должны были заехать. Но по погодным условиям вертолет вернулся назад, не залетая в Усть-Авам. Пурга была страшная. И вот представляете, человек прилетел на полчаса, ничего с собой не взял – ни зубную щетку, ни сменное белье, а задержался на неделю.

Геннадий Щукин, представитель Ассоциации коренных малочисленных народов:

– Нельзя хоронить тело, пока не будет бумаги. Бывали случаи, когда люди хоронили, не дождавшись судмедэксперта. А это уже уголовно наказуемое деяние. Потому что причина смерти не зафиксирована на бумаге.

Нина Бетту, представитель народа эвенки, житель отдаленного поселка Хантайское Озеро:

– Если человека хоронили без документов, потом начинались трудности. Люди не могут получить пособие по потере кормильца, не могут вступить в наследство, потому что свидетельства о смерти нету. А без свидетельства о смерти тебе никто ничего не даст. Чтобы его получить, нужно предоставить заключение о причине смерти. А где его взять? Даже если судмедэксперт прилетит в поселок, делать эксгумацию никто не позволит. Опять же по религиозным соображениям – это невозможно. Никто не будет выкапывать. У меня даже в голове это не укладывается, как это можно: вытащить тело назад.

Модульный морг (внутри)

Чтобы хоть как-то разрешить проблему мертвых, администрация таймырского района закупила модульные морги. В таком морге можно хранить тело и производить патологоанатомические исследования в соответствии со всеми требованиями. Но это не решает главной проблемы – надо ждать, пока прилетит специалист.

Роберт Прасценис, председатель Диксонского совета депутатов:

– Будущее у Диксона может быть только в одном случае: если у государства будет федеральная программа освоения Заполярья. Именно федеральная, которая реализовывалась бы, минуя всякие промежуточные звенья в виде Красноярского края. Нельзя сравнивать условия жизни в Заполярье с материковыми условиями. А у нас на сегодня практически ни один закон не учитывает специфику Арктики. Когда разговариваешь с красноярскими чиновниками, иногда так и хочется сказать им: вы голову-то поднимите, посмотрите на карту, где мы живем. Они нас уже и в Ямало-Ненецкий округ записывали, и чуть севернее Лесосибирска. Регулярно требуют, чтобы мы им документы либо с курьером отправили, либо сели на автобус и сами привезли. И это жители Красноярска! Они даже своего края не знают.

Автономия

В советское время Диксон входил в состав Красноярского края. Однако в поселке городского типа (ПГТ) Диксон находились структуры союзного подчинения. Например, Диксонское управление гидрометслужбы подчинялось Главному управлению при Совете министров СССР и обслуживало весь западный район Арктики. Строительно-монтажное управление "Диксонстрой" возводило погранзаставы, объекты для зимовщиков, здания в поселках Амдерма, Диксон и Хатанга. Проводились научные изыскания. Министерству обороны подчинялись радиолокационные станция и силы противовоздушной обороны. Значимые для Диксона вопросы решались в Москве. Поселок называли "Воротами в Арктику" и "Неофициальной столицей Арктики".

После распада СССР был образован Таймырский Долгано-Ненецкий автономный округ с центром в городе Дудинке. Округ был субъектом Российской Федерации со своей Думой, губернатором и представителями в Федеральном собрании. Диксонский район входил в состав округа.

В апреле 2005 года состоялся референдум по вопросу объединения Красноярского края, Таймырского и Эвенкийского автономных округов. Большинство проголосовало "за", и автономии были упразднены. Результаты того референдума у жителей Таймыра и сегодня вызывают сомнения.

Геннадий Щукин, представитель Ассоциации коренных малочисленных народов Таймыра, в 2005 году выступал против присоединения Таймыра к Красноярскому краю.

– Накануне референдума я раздавал листовки с призывом сохранить автономию, тут же начались налоговые проверки организаций, которые я возглавлял, полиция искала нарушения в моих действиях, вызывали в прокуратуру. Потом на меня было совершено нападение. Я зашел в подъезд, там стояли незнакомые мне люди. Когда я стал открывать дверь, меня ударили. Я потерял сознание и больше ничего не помню.

Сам референдум проходил с нарушениями. Например, в городе Дудинка на территории аэропорта находился один из избирательных участков, где голосовали представители коренных. Этот участок не был даже внесен в реестр. Я подавал заявление в суд. Но суд посчитал, что на результаты референдума это не повлияло.

Алексей Новиков, бизнесмен, представитель уполномоченного по защите прав предпринимателей в Дудинке:

– Когда здесь проводили референдум, нам обещали чуть ли не заполярную Швейцарию. Что Красноярский край – он такой богатый, что сюда пойдут вливания, инвестиции. В итоге народ просто обманули.

В единый день выборов, в сентябре 2018-го голосование в думу районного центра Таймыра города Дудинки (Диксон входит в состав Таймырского Долгано-Ненецкого района), по сути дела, провалилось. На семи участках из пятнадцати избиратели проголосовали против всех. Местные власти вынуждены были проводить довыборы в декабре 2018 года.

Алексей Новиков, бизнесмен, представитель уполномоченного по защите прав предпринимателей в Дудинке:

– У нас за последнее время количество предпринимателей сократилось в два раза. Люди ликвидируют свой бизнес и уезжают на материк. Простой пример. У нас в городе два основных торговых центра пустуют: один на треть, другой почти наполовину. Шесть лет назад, когда я искал себе помещение, я не мог свободного метра найти. Было какое-то минимальное доверие к власти. Еще надеялись, что вот-вот будут какие-то вливания в регион, какие-то инвестиции. Но сейчас уже все, руки у людей опустились. Они приходят на избирательные участки для того, чтобы проголосовать против всех.

Стелла Кох, правозащитник.

– Такого не было не только в истории Дудинки, но и в истории Красноярского края, – рассказывает Стелла Кох. – Люди начинают просыпаться. Избиратели, которые приходили на участки, ставили галочку в графе "Против всех".

Согласно шестому федеральному закону (конституционный закон от 14.10.2005 №6-ФКЗ), регионы укрупняли для чего, какая основная цель преследовалась – улучшить социально-экономическое развитие нашей территории, улучшить качество жизнь населения. Этого не случилось. Но если этого не случилось и если Таймыр не проявил себя в статусе района Красноярского края, если качество жизни не улучшилось – тогда давайте отмотаем все назад. Мы опросили пять процентов населения, как то предполагает Федеральный закон. Это 1200 человек. Все как один высказались за возвращение статуса автономии.

Бюджет Таймырского района – на 90 процентов дотационный. Своих доходов – меньше миллиарда. Кажется, что Таймыр просто обречен быть зависимым от Красноярского края. Но это не так. На территории района находится город Норильск. Комбинат "Норильский никель" входит в двадцатку крупнейших налогоплательщиков страны. Но у Норильска особый статус – это город краевого подчинения. Выплаты "Норникеля" только лишь в бюджет Красноярского края в разы больше бюджета всего Таймыра.

Геннадий Щукин, представитель Ассоциации коренных малочисленных народов Таймыра, в 2005 году выступал против присоединения Таймыра к Красноярскому краю:

– Получилась система ниппель. Нам дали добро объединиться, но не дали возможности вернуть все назад, если что-то не получится. Обратного хода у закона нет. Первое, чего бы я очень хотел, чтобы представитель от Таймыра сидел в Госдуме и защищал наши интересы. Не в законодательном собрании Красноярского края. Красноярский край – это теплый район. И там у них свои проблемы. И 30 тысяч населения для них – это как в одной деревне. Даже губернатор сюда не приезжал. Он приехал в Норильск. Хотя столица Таймыра – не Норильск, а Дудинка.

Стелла Кох, Геннадий Щукин и другие члены инициативной группы, которая борется за возврат автономии, пытались баллотироваться на местных выборах. Каждый раз их снимали по формальным причинам.

Стелла Кох, правозащитница:

– Раньше, до присоединения к Красноярскому краю, у нас здесь был свой законодательный орган. Теперь у нас есть только представительный орган. Мы принимаем решения и направляем их в Красноярск. А Красноярск нам говорит: извините, ребята, мы не можем принять ваше решение в виде закона. Почему? Потому что тогда будут ставиться в неравные условия многочисленные районы, которые находятся на территории Красноярского края. Но зачастую не учитывается наша специфика. Когда нас объединяли с Красноярским краем, нам говорили, что Норильск войдет в состав района. И все налоговые отчисления пойдут в местный бюджет. Все произошло совсем не так.

Сергей Ткаченко, на момент интервью – глава Таймырского Долгано-Ненецкого района:

– Пусть Абу-Даби войдет в состав Таймырского района! Давайте правде в глаза смотреть. "Норильский никель" – это город Норильск. Давайте к Ямалу присоединимся, на Ямале вообще бюджетный потенциал обалденный. Давайте начнем выбирать... Надо свою территорию развивать в первую очередь. Я приезжаю в поселок, мне жители говорят: "Вот, на Ямале трубу построили, людям какие-то деньги платят, дома строят, что-то еще делают". Я говорю: "И что?" – "А нам ничего не платят". Покажите мне в нашей тундре хотя бы одну трубу. Ее нет. Проблема в чем? У нас на Таймыре что было пятьдесят лет назад, то до 2010 года и оставалось. Ничего не поменялось. А на Ямале, посмотрите, сколько всего сделали.

Сегодня чиновникам различного уровня кажется абсурдным даже обсуждение темы об изменении статуса Норильска. Но таким же абсурдным может показаться жителям Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого округов вариант подчинения Сургута, Салехарда и Ханты-Мансийска Тюменской области. А ведь это могло случиться, они точно так же, как и Таймыр, могли попасть под укрупнения. Но не попали. И теперь Ямало-Ненецкий и Ханты-Мансийский автономные округа развиваются, в отличие от Таймыра.

Дети Диксона

В Диксоне, на материковой части, есть детский сад и средняя школа. Вот только детей год от года остается все меньше и меньше.

Мария Васильевна Конищева, преподаватель художественного отделения:

– Северные дети, они особенные. Они более скромные. Более чувствительные к ярким цветам. У нас здесь преобладают холодные голубые, зеленоватые цвета. Наши дети редко видят осень, раннюю весну. Один из наших выпускников поступил в вуз, выехал на материк и писал оттуда маме: "Я наконец-то увидел осень. Здесь такие яркие оранжевые, красные цвета. Я никогда не видел столько ярких красок".

Рисунки детей Диксона

Анастасия Красильникова – единственная восьмиклассница в поселке.

Настя хочет, чтобы в поселке появился, хотя бы еще один ее ровесник: скучно сидеть одной в классе на занятиях. Всего же в диксонской средней школе учатся сегодня 36 учеников: с 1-го по 11-й класс.

Ученики диксонской школы Вадим Клестов и Александр Хомяченко:

– Вы планируете остаться здесь жить?

– Нет, – отвечает Александр Хомяченко. – Триста человек – это очень мало. Здесь очень мало моих сверстников. Узкий круг общения.

– Сейчас, наоборот, все как-то больше на юг улетают, туда, где тепло, – продолжает Вадим Клестов. – Не тянет никого больше на север, все разъезжаются.

– Вы когда на материке говорите: я диксончанин, я с Диксона – вы это с гордостью говорите?

– Конечно, всего триста человек диксончан в мире осталось. (Смеются.)

– Мне здесь не нравится, – говорит Кристина Кулик. – Здесь скучно. И делать нечего. Людей мало. Магазинов мало. Всего мало. Интернет плохой.

– Среди ваших учеников есть кто-то, кто хотел бы остаться здесь?

– Нет, наверное, – отвечает учитель истории Альберт Менгажем. – Да я бы и сам им не советовал. Человек живет надеждой на улучшения, на нужность: что он нужен своей стране, нужен своему поселку. А если ребенок видит, поселок умирает, медленно, вялотекуще, но умирает. И нет никакой надежды, что ты вернешься – и будет лучше, и ты будешь нужен. Самое главное – на севере потерялась надежда.